— Что? — не понял я.
Он понимающе взглянул на меня.
— Где твоя бляха, детка? Значок такой, маленькая такая брошечка. Пока ты мне его не покажешь, я ничего говорить не буду.
Вид у меня, наверное, был довольно озадаченный.
— Господи Иисусе, — страдальчески проговорил он, — неужели я доживу до того дня, когда среди легавых станут попадаться хоть более или менее соображающие?
— Я не из полиции, — сказал я.
— А то как же, — он поднялся и взял со стола свой бокал.
— Подожди, — остановил его я. — Я сейчас покажу тебе кое-что.
Я достал бумажник и извлек из него свою карточку врача. Было темно, и поэтому ему пришлось наклониться, чтобы получше рассмотреть ее.
— Меня не проведешь, — недоверчиво объявил он мне. Но тем не менее он снова вел за стол.
— Это правда. Я врач.
— Ну ладно, — согласился он. — Ты врач. Хотя я и чую в тебе легавого, но ты как будто врач. Но только уговор: видишь вон тех ребят? — с этими словами он кивнул в сторону своих приятелей из группы. — В случае чего, все они подтвердят, что ты показал мне карточку врача, а не бляху. Это называется обман, детка. В суде такой трюк не пройдет. Ясно?
— Я просто хотел поговорить.
— Меня не проведешь, — сказал он, потягивая водку. Он усмехнулся. — Земля слухом полнится.
— В самом деле?
— Ага, — сказал он, снова взглянув мне в лицо. — Кто тебе сказал об этом?
— Так получилось.
— Как получилось?
Я пожал плечами.
— Просто… получилось.
— Куда это пойдет?
— Мне.
Он рассмеялся.
— Тебе? Ладно, мужик, давай по-серьезному. Тебе это не пригодится.
— Ну что ж, — вздохнул я. Я встал из-за стола и собрался было уходить. — Наверное я действительно обратился не по адресу.
— Постой, детка. Куда же ты?
Я остановился. Он по-прежнему оставался сидеть за столом, глядя на водку, обхватив руками бокал.
— Присядь. — Еще какое-то время он продолжал молча разглядывать бокал, и наконец сказал: — Товар первоклассный. Чистый, ничем не разбавленный. Высшее качество и поэтому цена тоже высокая, понял?
— О-кей, — сказал я.
Он нервно почесал запястья.
— Сколько?
— Десять. Пятнадцать. Сколько есть.
— У меня есть столько, сколько тебе надо.
— Тогда пятнадцать, — сказал я. — Но сначала посмотреть.
— Да-да, конечно. Увидишь сначала, можешь не беспокоиться.
Он продолжал почесывать руки, скрытые под серебристой тканью, а затем улыбнулся:
— Но прежде один вопрос.
— Что?
— Кто тебе сказал?
Я несколько смутился.
— Анжела Хардинг, — сказал я.
Его это, по всей видимости, сильно озадачило. Я начал подумывать о том, что, очевидно, сболтнул лишнего. Он заерзал на стуле, как будто все еще решая, что со мной делать, а потом спросил:
— Она твоя знакомая?
— В какой-то степени.
— Когда ты виделся с ней в последний наз?
— Вчера, — признался я.
Он медленно кивнул.
— Выход, — снова тихо заговорил он, — вон так. Я даю тебе ровно тридцать секунд на то, чтобы убраться отсюда, предже, чем я отверну тебе башку. Слышал меня, скотина легавая? Тридцать секунд.
Тогда я сказал.
— Ну ладно, это была не сама Анжела. Мне сказала ее подружка.
— Кто именно?
— Карен Рэндалл.
— Не знаю такую.
— А мне кажется, что вы очень близко знакомы.
Он отрицательно замотал головой.
— Не может такого быть.
— По крайней мере мне так было сказано.
— Тебя неверно информировали, детка. А ты и поверил.
Я вытащил из кармана его фотографию.
— Вот это из ее комнаты в колледже.
Но не успел я опомниться, как он стремительно выхватил снимок у меня из рук и изодрал его в клочки.
— Какое фото? — как не в чем ни бывало спросил он. — Не знаю я, о каком таком фото идет речь. А телку твою я в глаза никогда не видел.
Я откинулся на спинку стула.
Он зло глядел на меня.
— Проваливай отсюда.
— Я пришел сюда за тем, чтобы кое-что купить, — сказал я. — И без товара я никуда не уйду.
— Или ты сейчас же выметешься отсюда, или пеняй на себя.
Он снова почесал руки. Глядя на него, я понял, что больше мне все равно ничего узнать не удастся. Он не был настроен на разговор со мной, а заставить его говорить я не мог.
— Ну что же, ладно, — сказал я, вставая из-за стола и оставляя на нем свои очки. — Кстати, ты не подскажешь мне, где можно разжиться тиопенталом?
На мгновение глаза его округлились. Затем он переспросил:
— Чем-чем?
— Тиопенталом.
— Не знаю. Никогда не слышал. Я теперь проваливай отсюда, прежде, чем кто-нибудь из вон тех ребятишек у бара не настучал тебе по мозгам.
Я вышел на улицу. Было холодно; снова зарядил бесконечный, мелкий дождик. Я глядел на Вашингтон-Стрит и яркие огни других рок-н-ролльных заведений, стриптиз-шоу и ночных дискотек: я подождал с полминуты, а затем вернулся обратно.
Мои очки все еще лежали на столе, где я их и оставил. Я забрал их и снова направился к выходу, не приминув по пути окинуть взглядом помещение бара.
Роман звонил куда-то из телефона-автомата, находящегося в углу.
Это все, что мне надо было узнать.
За углом, в одном из домов в самом конце квартала располагалась маленькая закусочная, обыкновенная замызганная забегаловка с самообслуживанием и высокими столами, за которыми едят стоя. Гамбургеры по двадцать центов за штуку. У забегаловки была большая застекленная витрина. Войдя в помещение, я увидел двоих девочек-подростков, жующих и хихикающих одновременно, парочку угрюмых бродяг в потрепанных непомерно длинных, едва ли не до пят, пальто. У одной из стен собрались трое матросов, они весело смеялись и хлопали друг дружку по спине, очевидно, оживляя в памяти подробности недавнего приключения или же планируя очередное. Телефон был у дальней стены.