— Ну, ладно, — проговорил он и сделал надрез поперек ребер с левой стороны. Надрез оказался глубоким, тут же пошла кровь, внимания на которую он не стал обращать. Он обнажил беловатого цвета, блестящие ребра, сделал надрез между ними и затем наложил ретракторы. Ретракторы были раздвинуты широко в стороны, и послышался треск ломающихся ребер. Сквозь зияющую дыру в груди были видны легкие Романа, запавшие и сморщенные и сердце — большое, синеватое, не бьющееся, а трепыхающееся, наподобие мешка, в котором возится клубок червей.
Хирург запустил руку внутрь грудной клетки и принялся за прямой массаж сердца. Он делал его очень плавно, начиная движения с мизинца, и поочередно сгибая пальцы до указательного, выталкивая кровь из сердца. Он крепко сжимал сердце и ритмично дышал.
Кто-то надел Роману манжет прибора для измерения давления, и Хаммонд накачал в нее воздуха, чтобы снять показания. Какое-то время он следил за стрелкой, а потом сказал:
— Ничего.
— Он фибриллирует, — сказал хирург. — Адреналина не надо. Давайте подождем.
Массаж продолжался еще минуту, потом прошла еще одна минута. Роман продолжал темнеть.
— Слабеет. Дайте пять кубиков один к тысяче.
Был приготовлен шприц. Хирург сделал укол в сердце, а потом снова продолжил массаж.
Прошло еще несколько минут. Я смотрел на то, как сжимается сердце, как под воздействием аппарата искусственного дыхания ритмично вздуваются легкие. Но пациенту становилось все хуже. В конце концов все было остановлено.
— Без толку, — сказал хирург. Он вытащил руку из грудной клетки, взглянул на Романа Джоунза и стащил с рук перчатки. Он оглядел резанные раны на груди и руках, а также проломленный череп.
— Скорее всего первоначальная остановка дыхания, — вслух предположил он. — Его чем-то очень сильно ударили по голове. — И затем, обращаясь к Хаммонду, — Сам будешь делать свидетельство о смерти?
— Да, — ответил Хаммонд. — Сделаю.
В это мгновение в палату стремительно вошла медсества.
— Доктор Хаммонд, — сказала она, — доктор Йоргенсен просит вас зайти к себе. Там поступила девушка. Шок от большой кровопотери.
Первого кого я увидел, выйдя в коридор, был Петерсон. Он был одет в костюм, и выглядел смущенно и расстерянно. Завидев меня, он ухватился за рукав моего халата.
— Скажите, Берри…
— Потом, — ответил я.
Я шел вслед за Хаммондом и медсестрой в другую палату. Здесь находилась девушка. Она была очень бледна, и запястья на обеих руках у нее были перевязаны. Она была в полубессознательном состоянии — ее голова перекатывалась по подушке из стороны в сторону, и она тихо стонала.
Йоргенсен, уже знакомый мне врач-стажер стоял, склонившись над ней.
— Самоубийство, — сказал он, обращаясь к Хаммонду. — Порезанные запястья. Мы остановили кровотечение и теперь будем переливать кровь.
Он как раз собирался поставить капельницу и теперь искал вену для этого. На ноге.
— Перекрестную пробу уже сделали, объявил он, вводя иглу. — Нужно будет взять из банка еще крови. Ей нужно по крайней мере две единицы. Гематокрит в порядке, но это еще ни о чем не говорит.
— А почему на ногах? — поинтересовался Хаммонд, кивнув на капельницу.
— Запастья пришлось перевязать. Неохота возиться с руками.
Я подошел поближе. Девушкой оказалась Анжела Хардинг. Она теперь уже не показалась мне такой красивой; лицо ее было белым как мел, а вокруг рта кожа стала даже сероватой.
— И каково твое мнение? — спросил Хаммонд у Йоргенсена.
— Жить будет, — ответил тот. — Если не случиться ничего непредвиденного.
Хаммонд осмотрел перебинтованные запястья.
— Это вот здесь порезы?
— Да. С обеих сторон. Мы зашили их.
Он оглядел кисти рук. Кожа на пальцах была покрыта темно-коричневыми пятнами. Он вопросительно взглянул на меня.
— Это о ней ты говорил?
— Да, — сказал я. — Анжела Хардинг.
— Заядлая курильщица, — заключил Хаммонд.
— Не угадал. Подумай получще.
Хаммонд снова взял ладонь в свою и понюхал пальцы.
— На табак не похоже, — проговорил он наконец.
— Так точно.
— Тогда…
Я согласно кивнул.
— Совершенно верно.
— … она работает медсестрой.
— Да.
Коричневые разводы на коже пальцев были ничем иным как следами от йода, используемого в качестве дезинфецирующего средства. Эта желто-коричневая жидкость окрашивает все, что только ни приходит в соприкосновение с ней. Йод применяется при обработки кожи при хирургических операциях, перед тем, как будет произведен разрез, а также при постановке капельниц.
— Но я все равно ничего не понимаю, — признался Хаммонд.
Я поднял ее кисти. Возвышение большого пальца и тыльные стороны ладоней были покрыты небольшими поверхностными надрезами, явно недостаточными для того, чтобы вызвать кровотечение.
— А это тебе как?
— Проверка. — Классический признак, характеризующий попытку самоубийства посредством вскрытия вен на запястьях, выглядит так, как будто самоубийца хочет испытать на остроту лезвие бритвы или же убедиться, насколько это больно.
— Нет, — покачал головой я.
— А что же тогда?
— Ты видел когда-нибудь жертв поножовщины?
Хаммонд отрицательно покачал головой. Несомненно, ему никогда не приходилось видеть ничего подобного. Чаще всего с подобными случаями приходится иметь дело патологоанатому: незначительные порезы на кистях были верным признаком драки, где в ход был пущен нож. Жертва обычно поднимает и выставляет вперед руки, пытаясь уберечься от удара ножом; вот отсюда и берутся эти порезы.